В скорбные дни конца марта 2007 года, когда народ прощался с Михаилом Александровичем Ульяновым, коллеги по актерскому цеху и журналисты вспоминали его роли на сцене столичного театра имени Евгения Вахтангова, экранные образы, созданные артистом. При этом не упоминали, что великий актер много и чрезвычайно плодотворно работал в радиостудии. Более того, Михаил Александрович не скрывал своей любви к искусству радио. «Чистейшая, благороднейшая, аристократическая работа! – говорил он. – Как я люблю работу у микрофона, хоть и занят чертовски!»
Об этом стороне творчества Михаила Ульянова и хотелось бы рассказать.
…В 1992 году позвонил мне режиссер Радио-1 Борис Константинович Дубинин: «Приезжайте на улицу Качалова: пишем с Михаилом Ульяновым «Братьев Карамазовых». Я знал, что Борис Дубинин записал уже с Ульяновым «Песню про купца Калашникова», «Мертвые души», «Очарованного странника», «Василия Теркина», «Тихий Дон». (Эти и другие поистине бесценные работы великого актера хранятся теперь в Телерадиофонде, но когда мы услышим их в эфире? «Формат» какой радиостанции позволит представить их слушателям полностью, без изъятий?) Как тут было не взволноваться! Полетел в Дом звукозаписи, дождался перерыва и стал записывать размышления Михаила Александровича о Достоевском, об искусстве, о современности.
— Мне в жизни повезло, — сказал Ульянов. – Играл в театре Рогожина в «Идиоте», снялся в картине Пырьева «Братья Карамазовы». Это меня обожгло – обожгла тема Митеньки, тема русского человека, о котором он сам говорит: «Широк, широк человек, я бы его сузил». Этот «широк человек» отдаст последнюю рубаху – и убьет за поллитру. Поделится всем, проглотит обиды – и в пьяном виде может запороть ребенка. И все это Русь. Безумная, непредсказуемая, великая и ужасная. Все это – в характере Мити Карамазова.
После съемок картины я задумал сделать на радио чтецкую программу – «Митенька Карамазов. Исповедь горячего сердца». Но меня не хватило. Не хватило ни сил, ни времени, ни возможностей. Текучка жизни, съемки, очередная работа. Да и лень-матушка! В общем, прошли годы, прежде чем появилась возможность записать «Карамазовых» на радио. За нее я уцепился обеими руками. Льщу себя надеждой, что мне удастся хоть в малой степени передать красоту этого характера, характеров других героев, всю бездну их страстей.
Картина «Братья Карамазовы», продолжал Михаил Александрович, воспринималась по-разному, но имела оглушительный зрительский успех. Ну просто как детектив! Недавно ее показали по телевидению. И замечу: фильм не умер! Страсти, горечь, добро, зло, любовь и ненависть – все живо в ее персонажах, и в сути своей лента не устарела. Устарела, может быть, в эстетике.
Так вот сейчас мы с Борисом Константиновичем приступили – мучительно, сложно – к «Братьям Карамазовым». Работа эта требует огромной сосредоточенности, максимального углубления в бушующий мир Достоевского. Может быть, я повторюсь: наверное, нынче мало кто читает Достоевского, а если и читают, то редко. А читать его надо, ибо там можно найти освещение того, что происходит сейчас по крайней мере в душах людей. Хоть и не считается Достоевский первоклассным стилистом, а какая у него вязь! Длинная, иногда витиеватая фраза, которая как бы выворачивает событие наизнанку. И когда доплывешь до конца фразы, то иногда и дыхания не хватает. А какие у него живые интонации! Три передачи уже прозвучали, и сколько бы ни было моих ошибок и огрехов режиссера, скажу: ей-ей, работаем не за радио славы актерской и режиссерской, а во имя благороднейшей задачи – приобщения слушателя к великой российской литературе.
Великие произведения не требуют образца, они требуют своего подхода. С ролью Мити в кино у меня произошла интереснейшая и психологически точная история. Когда Иван Александрович Пырьев утвердил исполнителей – и меня в том числе, — я был и очень рад, и испуган, и потрясен, и обнадежен. Немедленно начал работать. Работа заключалась в том, что я все время читал роман, пытаясь вникнуть не только в глубину характера, но и усвоить манеру поведения Дмитрия Федоровича. В романе такие ремарки: возопил, вскричал, дико заорал, его опрокинутое лицо…Словом, какая-то полусумасшедшая личность. И я начал в точности играть, как написано у Достоевского. Старался кричать. Но чем больше я вопил, тем бессмысленнее выглядел. Иван Александрович говорил мне: «Да брось ты книгу!» Я отвечал: «Да как же я могу бросить, когда там все написано!». «Сам соображай», — твердил Пырьев. Потом я понял, насколько он был справедлив. Постичь Достоевского, вероятно, не дано было современникам, и нам трудновато. Каждый находит в этом океане свой путь. И я сообразил, что играть надо не дико вытаращенные глаза и не орущую фигуру, а натуру детскую, потрясенную до глубины души тем, что ему не верят.
Сейчас я подхожу к своему герою уже несколько по-иному, с других возрастных позиций. Мне важен не просто характер Дмитрия, а его мир – удивительный, страшный, запутанный, гибельный – прекрасный мир души русского человека. Может быть, нет ни одного более точно выписанного российского характера во всем многообразии, чем характер Митеньки Карамазова. Думается, это одна из самых русских ролей. Поэтому когда ее играл Юл Бриннер – было смешно. Не дано ему постичь. И не оттого, что слабый актер – актер замечательный! Но для него этот характер непостижим, хотя, говорят, у него русские корни. Так и мы иностранцев играем – приблизительно, убого, смешно. Но уж роль Митеньки Карамазова могут играть только российские актеры! Если уж браться, то так, как это делали Орленев, Мамонт Дальский, Леонидов, Ливанов…
— Эраст Павлович Гарин заметил однажды: «Моноспектакль – форма, которая создает максимальную возможность актеру для самовыражения. Представляете, сколько ролей надо освоить актеру, взявшемуся играть у микрофона целый роман. Какое количество интереснейших постановочных задач надо ему решить. В том числе и наисложнейшую – как одному удержать внимание аудитории в течение довольно длительного времени…» Как вы, Михаил Александрович, решаете эти задачи?
— На радио существуют разные школы чтения. Вот, например, повествование, где автор-чтец остается как бы в стороне, «добру и злу внимая равнодушно». Мы с Борисом Константиновичем придерживаемся иного взгляда. Мы «разыгрываем» своих героев. Каждый из них имеет свою интонационную характерность. И когда эту ткань нащупаешь, образ будет ясен и слушателю. Моноспектакль – это поразительная возможность изобразить все многообразие человеческих страстей, переживаний, коллизий.
С Гоголем, например, мне было сложно. Фигуры в «Мертвых душах» гиперболизированы, но в то же время они уже живые люди, вошедшие в нашу жизнь, все эти Собакевичи, Плюшкины, Ноздревы, Чичиковы. Имена стали нарицательными. И существует наигранная, привычная мхатовская хрестоматия, отрешиться от которой мучительно трудно. Нельзя просто рассказывать про Собакевича – необходима характерность персонажа. Приходилось разыгрывать целые массовые сцены в одиночестве, и в них не должны были потеряться ни губернатор, ни вице-губернатор, ни прокурор. Каждый, даже прозвучав единым словом, должен быть узнан слушателем.
В «Тихом Доне» Григорий обращается к Аксинье в какой-то чуть грубоватой, размашистой манере. А Аксинья, у которой, если можно так выразиться, секс в ушах, — что это за женщина, из-за которой сгорел этот могучий человек? Надо было найти в интонации что-то зазывное, женственное. Удастся – значит слушатель дорисует Аксинью, представит ее такой, какой хочет видеть, и я ему не помешаю. Главное – точно схватить интонацию, создать точную голосовую характеристику…
Беседу с Михаилом Александровичем Ульяновым дополнил режиссер Борис Дубинин (увы, тоже уже покойный. – Ю. К.).
— Наше творческое содружество продолжается около двадцати лет. Работать с Ульяновым и легко, и трудно. Артист страшно загружен. А легко потому, что Михаил Александрович – изумительный актер, он стремится понять режиссера и по-настоящему подготовиться к записи…
В последний раз с Михаилом Александровичем Ульяновым встретился весной 2001 года в Доме звукозаписи на улице Качалова. «Радио России» готовило спектакль «А вот те шиш!» по рассказу Михаила Веллера с участием Льва Дурова и Михаила Ульянова. Сюжет незамысловатый: встречаются два старых приятеля, и один, давно ненавидя другого, рассказывает ему о своих вымышленных жизненных успехах, а в заключение сообщает собеседнику, что тот смертельно болен…
Из аппаратной можно было наблюдать, как два актера создают великолепный психологический этюд, находят яркие краски для своих героев, делают их живыми и убедительными.
Отвечая на мой вопрос о качестве литературной основы спектакля, Ульянов сказал: «Она по большому счету средняя. Ведь рядом – великая литература. Но, слава Богу, хоть такие спектакли стали появляться. Я уже четыре года не работал на радио…»
И это говорил артист, чьи роли вошли в золотой фонд нашего радио!
— А будь у вас возможность выбирать, что бы вы записали на радио?
— Я предложил «Радио России» записать большой радиоспектакль «Мартовские иды» по роману Торнтона Уайлдера. В свое время шел у нас в театре такой спектакль. Теперь его уже не восстановить, но на радио записать можно. Это прекрасная историческая литература. А заметьте, насколько велик сегодня интерес к истории! Народ с упоением смотрит телепередачи Л. Парфенова, Э. Радзинского…
Не знаю, кому как, а мне было больно видеть Михаила Ульянова в сериалах и триллерах вроде «Антикиллера», где он сыграл вора в законе. Конечно, актер такого калибра, как Ульянов, мог блистательно сыграть все, что угодно. Понятно и то, что не всем актерам нынче легко, — приходится принимать иной раз не самые заманчивые предложение. Была, к счастью, ниша, где таланту Михаила Александровича Ульянова жилось просторно и вольготно, — радиостудия в Доме звукозаписи на Малой Никитской…
Юрий КРОХИН — Академик Евразийской академии телевидения и радио, член Союза писателей Москвы